alter ego regis

..И стал он живой легендой, без сил жить и права умереть. И одиночество стало уделом его...

Alter Ego / Альтер Эго

Место рождение - Астрал.
Место проживания - Рим.

Император Рима

А если в общих чертах?
В общих чертах:
Воин как воин.
Император как Император.
Демон как демон…

Кто-то просто рождается с непобедимым чувством уверенности и ни на минуту не дает окружающим усомниться в том, кто же тут на самом деле Хозяин. И как бы косо, зло, завистливо или пусть даже восхищенно не бросали свои взгляды недоброжелатели и поданные на Императора, властность и сила, что чувствуются в каждом его жесте и движении, не поубавится ни на каплю.
Откуда в смертном столько физического могущества? Самому дьяволу известно. Но, как говорится: наше тело - наш храм. А каким может быть храм самопровозглашенного божества, призванного нести в этот мир войну?
Несомненно, впечатляющая картина «Аполлона» или даже Титана с, мягко говоря, спортивной фигурой, накаченным телом и практически двухметровым ростом, претенциозно-упрямым выражением лица и водопадом иссиня-черных, словно мгла, ниспадающих до пояса волос.
Вот только на этом вся романтичность сходства с античными богами, пожалуй, заканчивается. Так как Альтер – воин, и его смуглая кожа покрыта достаточным количеством шрамов, являющихся нагляднейшим доказательством того, что славу он свою заполучил не сидя сложа руки, а в боях. Правда, самая выдающаяся отметина заработана как раз не в битве – на широкой спине красуется клеймо в виде полумесяца Хильды, а правую руку оплетает вязь татуировок – черных змей.
А если бегло осмотрев Его Величество вы еще не чувствуете себя беспомощным дитям, то стоит заглянуть в его ярко-карие глаза, что бы все уж окончательно встало на свои места. Потому что ни хитрая улыбка, играющая на тонких губах, ни гордо вскинутый подбородок, ни ироничный изгиб бровей не выразят той насмешки, которая столь ярко читается в надменном взгляде..
Зато отлично дополнят.

Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода,
Всё того же ждут звездолёты.
Девочка с глазами из самого синего льда
Тает под огнём пулемёта.
Должен же растаять хоть кто-то..
Ты открываешь глаза.
Наступает ночь — смотришь.
Все перед тобой.
Город.
Лабиринт сплошных парадоксов, темных мыслей, ужасных тайн.
Мнимая, серая жизнь внутри полумертвого, полумеханического тела.
Бредовый сон, галлюцинация шизофреника.
Черные и пустые небеса с белой дырой луны.
Черные и пустые разверстые ямы подворотен.
Тонкий стон ветра в сверхскоростных нервах проводов, жалобный и зловещий.
Светящиеся квадраты окон на черном глянце мокрого сверхпрочного асфальта.
Мечущиеся лучи фар.
Голые ветви.
Мокрые стены.
Островки тусклого света вокруг вторых смен ночных продавцов, кучки озябших теней в этом желтом сыром мареве.
Тишина и шипение подушек антигравов.
Тишина и электронные вопли тех же искусственных механизмов.
Тишина и мат.
Просто тишина.
Запахи и голоса.
Сырые палые листья, свойственные, пожалуй, только одной столице из всех трех Империй, корица и песочное печенье.
Мокрая земля, дождь, тление и смерть.
Тонкая струя духов, винный перегар, дым сигарет, вонь грязного живого и грязного мертвого.
Запах волос, как улыбка.
Запах парфюма, как пощечина.
Запах крови, как предупреждение.
Лучи и тени.
Шаги - звонкое цоканье шпилек, шелест кроссовок, глухой стук сапог.
Дробное эхо - и тень двоится, троится.
Одинокий прохожий.
Вокруг - мокрым нимбом - тень страха, бессильного вожделения или такой же бессильной злобы этого "цивилизованного" государства.
Палач или жертва.
Ветер и водяная пыль в лицо.
Промозглый холод - сквозь одежду, плоть, кости - до самой души - и душа в ледяных иглах озноба.
Твоя ночь.
Уйди в одиночку - останешься наедине с тоской, болью или злобой.
Надышавшись ночью, этим пряным холодом, дождем и тлением, постепенно обретешь необходимый облик.
Вспомни, как в таком же сумраке твое собственное тепло уходило из еще горячего тела в эту мокрую землю и стонущий ветер.
Воспоминания дадут силу утолить голод.
Воспоминания дадут силу выжить.
Стань с ночью заодно.
Стань ночью.
Или подчинись.
Третьего не дано.

Маленькой девочке страшно одной,
И никто почему-то не спешит домой.
И она выбегает в подъезд и выше..
Маленькая девочка одна на крыше.
Многоэтажки, застывший парад,
И сквозь них навстречу рвется закат.
Он дарит ей немного жалкого тепла -
Ей это так нужно, ведь она так ждала...
Убийца считал себя ночью.
Его тянуло искать приключений уже несколько лет.
В дневной жизни была престижная и высокооплачиваемая работа в столице Астрала, жена, дети и любезные сослуживцы, но жизнь эта текла неспешно, лениво и пресно, не задевая за душу, не оставляя следа.
Настоящее приходило с темнотой.
Ужас обезумевшего слабого человеческого существа, почуявшего унижение и смерть, подогревал его чувственность и будил гордость.
Красивая девочка превращалась в трясущегося мокрого зверька в защелкнувшемся капкане - и в этом тоже была своеобразная красота, если понимать под красотой способное вызывать вожделение.
Думать об этих смутных тенях, возникающих впереди в желтом искусственном свете, обдававших запахом духов, жарко дышащих, хрипящих или стонущих, бессильно цепляющихся за его руки и умирающих на холодном асфальте, как о существах себе подобных, с душой, мыслями и собственной жизнью, убийца не умел.
Он вообще не умел думать о чужих душах, чужих мыслях и чужой жизни.
Это походило бы на одухотворение игрушек.
Глупо и так же безумно.
Монстр был настолько осторожен, что поиски сумеречной твари, убивающей девчонок не старше восемнадцати, затянулись и ограничивались леденящими кровь статьями в бульварных "желтых" газетках.
Он был настолько респектабелен, что подозревать его никому и в голову не приходило: сослуживцы по утрам со сладострастным ужасом пересказывали омерзительные подробности, смакуемые прессой.
Так.. забавно.
Так наивно жестоко.
Так трогательно гадко...
Он предпочитал ночи темного седьмого месяца.
Хотя в первом, жарком, горячем и светлом есть своя прелесть - нежный аромат, голые ноги, разъезжающаяся под пальцами тонкая ткань..
Но первый завораживает и пьянит, первый лишает страха, в первом весело умирать, потому что в смерть не верится до самой последней секунды.
К тому же в первом многолюдно.
Это ни к чему.
И вот, он в прошлом.
И седьмой, наконец, пришел и была так свеж, что его запах навевал мысли о ночных смертях даже днем.
Перебирая бумаги министерства, ухмыляясь про себя, убийца представлял себе, как будет таять голубой иней под еще теплым, но остывающим телом.
Он нежно улыбался своим мыслям, коллеги улыбались в ответ.
Он был хорошим шефом.
Потом убийца стал ночью, а ночь выбрала добычу, как выбирала всегда.
Девочка была одинока и юна.
Водяная пыль мелкими бриллиантами блестела в ее белокурых волосах, а волосы перевивала какая-то наивная цветная резинка с пластиковыми зверушками.
Девочка была нимфеточно-полновата, если вы понимаете.
Под дешевой курточкой виднелась клетчатая юбка, слишком длинная на его вкус - к тому же ножки портили простые колготки и грубоватые туфли.
Но она была юна, она была невинна и забавно мила - как котенок простой породы.
Котенок в колодце.
Тень пошла за ней.
Она пару раз оглянулась, не испугалась - он был респектабелен и безопасен на вид.
Несколько разочаровала своим простеньким детским личиком с круглыми глазами, пухлыми губами школьницы, россыпью веснушек.. но этот доверчивый, не испуганный взгляд решил ее участь.
Встретившись на улице со Смертью, последняя решила проводить первую домой.
Так поэтично - настоящее признание в Любви..
Девочка вошла в темную арку, в сырой сумрак двора, где тусклый свет увязал и путался в ветвях облетевших деревьев.
Она шла вдоль стены дома, по узкой асфальтовой тропке, а убийца рассчитывал момент нападения.
Он не любил старые подъезды, где царили духота и запахи помоев, поэтому тронул девочку за плечо, когда она уже приложила палец к электронному замку.
— Я не буду захлопывать, - сказала, оборачиваясь, встречаясь глазами - и осеклась.
Она смотрела не на нож, а в лицо - и, вероятно, варварским чутьем добычи, заячьим, оленьим чутьем все прочла на лице.
Ее собственное личико болезненно изменилось - сначала отразило жалобное удивление, потом вдруг - не страх, а неописуемое отвращение.
Эта гримаса ребенка, увидевшего тошнотворную гадость, вместо полагающегося ужаса, почтительного ужаса жертвы перед палачом, так оскорбила убийцу, что вожделение сменила жаркая ярость.
Он схватил девочку за лицо, зажимая рот, хотя, похоже, она была не в состоянии кричать, прошипел грязное слово ей в самое ухо и ударил ножом ниже ребер, туда, куда лезвие входит мягко и легко, как в свежий торт..
Потом он видел, как доверчивые глаза заливает смертным мраком, наносил новые удары - и никак не мог стереть с ее лица омерзение, более мучительное, чем физическая боль.
От ярости господин потерял осторожность, горячая липкая жидкость залила его руки, брызнула на одежду - но его это уже не волновало.
Он мстил девочке за дерзость..
Тело обмякло, а тень вдруг почувствовала опасность.
Опасность холодной струей пролилась вдоль спины, ударила в низ живота - убийца резко обернулся, отпустив девочку.
Он слышал шелест и глухой стук, с которым она упала на разбитую плиту около подъезда, но это уже не казалось важным. Напротив убийцы, в полосе тусклого света стоял человек и смотрел на него.
Сознание отщелкнуло его моментальную фотографию: темный, какой-то обрезанный плащ, длинная грива волос и белое лицо, гипсово-неподвижное, с темными провалами глаз.
Человек не шевелился и не издавал ни звука, но смотрел, смотрел не отрываясь - и в этом было что-то по-настоящему страшное.
У убийцы сдали нервы.
Он швырнул нож, вместо того, чтобы пытаться защититься им от ужаса, и бросился бежать вдоль стены дома, совершенно иррационально, неосторожно и нелепо, задыхаясь и всхрапывая, думая только о своем автокаре, стоящем у обочины через квартал отсюда.
Убийца не вспомнил в этот момент о свидетеле и возможных проблемах с властями - он только страстно желал, чтобы человек с белым лицом не погнался за ним.
Человек не погнался.
Померещившийся призрак растворился в сырой темноте, как будто убийство и бегство были чьим-то диким кошмаром..

Засыпай, до рассвета осталось чуть-чуть -
Ты устала, и надо поспать.
Уходи в царство снов, обо всём позабудь
И душа перестанет страдать..
Лунный свет из окна на холодных камнях
Потускневшим блестит серебром..
Засыпай, пусть уйдут от тебя боль и страх
И неважно, что будет потом.
Алиса приходила в себя медленно, выплывая из полной черноты в искристое настоящее, в болезненно-сладкую истому. Гадкий сон, в котором пожилой господин превратился в оскаленного похотливого монстра, кончился, растворился где-то за границами яви, исчез - и думать о нем не хотелось.
Совсем-совсем.
Сон был омерзителен и правдоподобен, но он был всего лишь сном..
Во сне девушка чувствовала дикую нестерпимую боль, но наяву никакой боли не было - только сладко кружилась голова, только остро и прекрасно благоухала мокрая и еще не опавшая листва и свежий холодный воздух.
Но Алиса не мерзла.
Не мерзла, потому что кто-то добрый и сильный нес ее на руках, укутав в теплое.
Она поняла, что этот кто-то очень высок, выше, чем был раньше папа, еще ей хотелось думать, что он красив и молод. Алисина голова лежала на его плече, удобно и надежно, она ощущала странный запах его шеи и волос - незнакомый, вернее, забытый, сладкий, тонкий, нежный запах, не похожий на запах мужских дезодорантов или одеколона - и это тоже было хорошо.
Незнакомый герой спас ее из страшного сна.
Не хотелось открывать глаза..
Скрипнуло, застучало, лязгнуло - герой вошел в парадную, поднимается по лестнице, вызывает лифт.
Дверцы раскрылись и закрылись, лифт пополз вверх, считая этажи - и Алиса про себя считала вместе с ним: первый.. второй... третий....
Лифт выпустил героя на лестничную клетку.
Потом герой, держа ее под колени, как маленького ребенка, рылся в карманах в поисках ключа, нашел, щелкнул замком, вошел в душноватую после ночной свежести квартиру, захлопнул дверь ногой, внес девочку в комнату, положил на мягкое, бережно, осторожно, как фарфоровую фигурку на вату.
Щелкнул выключателем - и под опущенными веками заплясали круглые радуги.
Пора открывать глаза.
Герой сидел на краешке стула, тепло улыбаясь, и смотрел на нее.
Его очень бледное и действительно красивое лицо с темными глазами, с тонким носом, со лбом, где острая складка между бровей скрывалась под растрепанной челкой львиной, по иному и не скажешь, гривы темно-русых волос, показалось встревоженным и напряженным.
Герой был одет в тонкую, ненавязчиво подчеркивающую тугие пучки мышц, черную водолазку и потертые серые джинсы. Его плащом, вернее, чем-то бывшим когда-то плащом, а теперь и непонятно как назвать это что-то с оборванными рукавами, Алиса была укутана до самой шеи.
— Принцесса, - сказал герой, когда девушка посмотрела на него, - ты как? Хочешь выпить?
— Я вообще-то не пью.. вообще-то.. ну.. - Лиса растерялась, смешалась, опустила глаза.
Почему - выпить?
Зачем?
В этом было что-то не совсем правильное.
Пьют шампанское при свечах - когда познакомятся как следует.
Признаваясь в любви и все такое.
Мама, впрочем, не одобрила бы даже этого.. если бы узнала. И вообще, сколько сейчас времени?
Герой, не слушая, принялся что-то разыскивать на захламленном стеллаже, занимавшем почти всю стену.
В большой комнате с плотно зашторенными окнами - страшный разгром и странный уют, и уживаются вещи, не связанные между собой, причудливые и необыкновенные.
Здесь множество старых, каких-то даже древних книг, приоткрытый платяной шкаф, из которого торчит рукав джинсовой куртки, стол, на котором валяются какие-то тупые ножики, полированные плоские палочки…
На столе часы.
И на часах - уже два, два часа ночи!
Алиса хотела вскочить с тахты, на которой лежала, но тут герой обернулся, и она не вскочила.
— Принцесса, - сказал он нежно, даже чуть-чуть виновато, - ты хоть отхлебни глоточек?
У него в руках был красивый стакан из темного стекла, в стакане - темная, шипучая жидкость, уж, наверное, не спирт.
Немного.
Лиса подумала и протянула руку.
Взяла стакан - и пальцы прилипли.
Пальцы были в чем-то красном, липком, как вишневый сироп.
И герой посмотрел на ее руку.
— Я сейчас помою, ладно? - тихо.
Она смутилась и не понимала, где это так перемазалась.
— Сейчас помоешь, конечно, - кивнул. - Но сначала выпей.
Алиса понюхала жидкость в стакане.
Пахло терпко, сладко и очень славно.
И выпить вдруг захотелось ужасно..
Она быстро глотнула, как воды - когда умираешь от жажды, было сладко и чудесно, совсем не похоже на вино, которым угощали подруги на днях рождения.
Очень вкусно.
Допила до конца и улыбнулась - а герой, как ей показалось, вздохнул облегченно.
Тогда Лиса вернула стакан и скинула чужой плащ.
Под ним оказалась ее курточка, которая раньше была белой с черными пятнышками, как у далматинцев на шкурке.
И она вся была рваная, в черных разрезах и в этой штуке - в вишневом сиропе, липкая и местами засохшая.
Алиса встала с тахты.
Посмотрела на себя.
Гадкий сироп, стекая с куртки, испачкал юбку, брызнул на туфли.
Совсем не романтический вид..
К тому же на покрывале, где она лежала, остались эти пятна, красные и смазанные, как будто по нему размазали жидкий томатный соус.
— Я тут вымазалась где-то..
Он улыбнулся.
Как-то беззаботно, словно обещая, что все страшное осталось позади.
Далеко-далеко.
— Так, сестренка, ты иди наверное в ванную. Под душ. А я поищу, что тебе надеть пока. А потом придумаем. Ты не переживай. Кое-что отстирается, я уверен, - подмигнул.
Почему-то не хотелось возражать.
Гостеприимный хозяин тем временем рылся в шкафу, вытащил очень большую чистую белую рубашку и спортивные брюки - еще больше, так что Лиса рассмеялась и он вновь улыбнулся.
Разыскал широкое полотенце.
Проводил девочку по захламленному коридору в ванную с двумя разными шкафчика с содранными с дверец зеркалами - один совсем обшарпанный, а второй терпимый.
Во втором помимо ванных принадлежностей лежало пару пустых медицинских шприцов, каких-то странных, явно бывших когда-то с очень дорогим и действенным содержимым, и открытая банка белых таблеток, очевидно те шипучки, что она пила.
— Это мой, - показал герой тот, что выглядел лучше. - Ты бери мыло отсюда, сестренка.. или шампунь - сама смотри, что понадобится. Не стесняйся. — закрыл дверь.
Алиса защелкнула задвижку и стала раздеваться.
Курточка присохла к синему джемперу, джемпер - к любимой блузке кремового шелка.
Разрезы доставали до самой кожи, сквозь блузку - и блузка была насквозь пропитана этим красным, липким и омерзительным, которое пахло вовсе не сиропом, а..
Лиса пустила воду и встала под душ.
Красное стекло вместе с водой, и ей неожиданно понравилось собственное тело, вовсе не такое неуклюжее, как она о себе думала - гладкая белая кожа блестела, как мокрый полированный мрамор, все тело как-то подобралось и вытянулось, волос стало как будто больше - и они легли на плечи тяжелой волной.
Жалко, что в ванной нет зеркала.
Зато в коридоре, кажется, есть телефон - нужно непременно позвонить домой, уже очень поздно, мама, наверное, не может спать от волнения.
И так будет чудовищный скандал.
Когда бурая вода скрутилась в упругую воронку, хлюпнула и ушла вниз, Алиса еще минуты полторы смотрела на свою белую кожу в водяном бисере, но вскоре озябла и укуталась в полотенце.
Брюки героя дотягивались до груди, рубашка свисала до колен - модный стиль «люди добрии, война, убежали, кушать нечего..»
Усмехнулась и вышла - спросить, что делать с грязной одеждой, той, вымазанной.. этим мерзким сиропом с запахом ржавого железа, о котором отчего-то не хочется думать.
Из ванной летел жаркий пар вместе с живым теплом, в глубине квартиры было прохладно и темно.
Косой и длинный прямоугольник света ночных фонарей пролег по коридору из двери в кухню.
Секунду хотелось войти в кухню - посмотреть в окно, но стало неловко.
Герой распахнул дверь в комнату.
Плотный желтый свет выплеснулся в коридор целым куском, и брошенные вещи обрели очертания и плоть.
— Ну что, все в порядке? - спросил герой, отступая от двери, чтобы Лиса вошла.
— Угу, - сказала и сделала робкий шаг в сторону телефонного аппарата - пыльного приспособления устаревшей модели. - Можно, я маме позвоню?
— Глупенькая, — сказал беззлобно. - куда звонить, кого будить? Время видела? - усмешка.
— Ну как же.. Волнуется. Ждет..
— Кто ждет, тот дождется. - поднял палец вверх, звонко рассмеялся. Причем в смех странным образом примешался звук цепи, хлесткий, железный, безразличный.
Удивление.
Нет, точно цепь, но откуда?
— А. Ты про это.. - сильным, быстрым движением сорвал с себя водолазку (и к чему спешить спрашивается? сразу видно, горячая натура), бросил в угол, расправил плечи, показывая себя во всей красе.. а показать было что, и первые несколько пар секунд стало как-то горячо, да и глаза разбежались.. а неясный, мягкий жар внизу живота заставил вспыхнуть щеки.. а вот потом.
Потом она увидела.
— Стильно, да? - гордо. Как подросток, что хвастает новой феней. - Ты не бойся. Издержки профессии.
В горле пересохло, новость ли, беглый каторжник или еще хуже.. хотя куда уж хуже?
— А кто.. Вы? - тихо-тихо.
Придвинулся, близко, так что снова бросило в жар.
И еще тише, чем она сама, на самое ушко..
— Да так, император.

Я уснул на поле битвы,
В самом центре кровавой бойни,
Среди раненных и убитых,
Полежать хотелось спокойно..
— Да оставь ты его, в самом-то деле, сестра.
Черная, жутко черная, пахнущая грязной смертью ночь.
Крики, всполохи и всеочищающий огонь, пожирающий пустые оболочки ушедших за Грань.
Мог бы быть..
Нет, никому не было дела до чьих-то трупов - тут бы самому выжить.
Сбежать, скрыться, как крыса с тонущего корабля.
Как сотни тысяч крыс.
Простых зверьков, отчаянно желающих жить.
Несущих теплые огоньки в холодных душах.
Жаркие, мыслящие частицы Вечности..
Правда, некоторые не успевают.
И лежат в бордовой пыли, у дороги.
Или висят. Тут же.
А вот кто-то оправдывает свое предназначение.
Правда, уже не успевая осознать свершившегося чуда..
— Смотри какой дохленький, не выходить, вдруг чума, аль какая еще зараза?
Небольшой караван, пара проверенный наемников да беженцы.
Всего-то.
Несоизмеримо много в эти времена.
— Да что ты в самом деле! Ты что, не видишь от кого он?? От вздернутой!
Тяжелая ладонь ложится на плечо слишком громкого для этой черной тропы мужчины в рваном, потерявшем всякий светский вид, платье средней руки аристократа.
— Слушай, у нее сегодня убили сына, так?
Пауза.
Тот кивает.
— Она слегка не в себе, верно?
Короткий взгляд на женщину в.. да, кажется это называлось "вечерний туалет второго дня третьего месяца".
Вздох.
— Так какого вопишь как восьмой жрец? Забыл где мы?
Совсем.
Совершенно не связанные между собой смысловые предложения.. предельно ясны для этих людей.
Молчи, чтобы выжить.
Или убей.
Ее или этот грязный сверток у груди.
Равнозначно.
Еще один вздох и карканье ворона.
Прервавшее милую беседу среди костей.
— Ладно, сестренка, все хорошо, пошли.
Короткий, сорваный постоянным испугом поцелуй в лоб.
Попытка улыбнуться.
— Альтер с тобой. Это главное.

Нас обрекли на медленную жизнь -
Мы к ней для верности прикованы цепями.
И кое-кто поверил второпях,
Поверил без оглядки, бестолково -
Но разве это жизнь, когда в цепях,
И разве это выбор, если скован?..
Накрапывал дождь, и они порадовались, что успели собрать немного хвороста и разжечь костер.
Готовить на костре было нечего, да и, признаться, будь у них какая-нибудь пища, не стали бы тратить время на гастрономические изыски и съели бы ее в виде, созданном природой, как съедали случайно попавшиеся под ноги грибы.
Но добывание пищи в этой чужой местности требовало энергии и сил, а для восстановления и того, и другого требовался хотя бы крохотный отдых в тепле.
Тепло давал даже такой слабый огонек.
Трещина в сером камне образовывала вход в пещеру, изнутри тянуло запахом глубоких подземелий.
Возможно, пещера тянулась под землей на многие километры – и кое-кто из отряда в другое время непременно поинтересовался бы, нет ли там чего замечательного.. но сейчас даже самые молодые и любопытные так измотались и так много перенесли, что удовлетворялись жаром пламени, относительным покоем и тем, что ветер не задувает в их временное пристанище холод и дождевые капли.
Они сидели и лежали на просохшем песке вокруг огня, тяжело подремывая или бездумно глядя в костер.
Их осталось немного, хотя "осталось" – это не вполне точное слово.
Не все знали друг друга давно, старый состав отряда менялся с ходом войн, из него выбывали убитые, зато присоединялись новые.
Трое примкнули перед самым концом – но ветераны уже успели с ними как следует познакомиться за долгую и совершенно безумную дорогу.
Тем более, что эти трое оказались того же поля ягодами: не офицерами, не инженерами, которых в последнее время приходилось часто встречать, – простыми трудягами войны, смазкой для клинка без претензий на что-либо, кроме навыков выживания и ведения боя.
Вероятно из-за этого их легко приняли и быстро стали считать своими.
Наемники всегда издалека видят наемников.
Их отряд попал в худшую переделку, какую только может себе представить живущий одной войной.
Их наниматель погиб.
Армия, в которую они в свое время влились, была разбита.
Остатки разыскивали и уничтожали отряды победителей. Иногда, конечно, брали в плен и, ходили слухи, отсылали для драк на потеху жирных гражданских.
Лучше умереть.
Им удалось спастись по двум причинам: первая из них представлялась чистым везением, вторая – все-таки даже сейчас, одинокие, смертельно уставшие, давно голодные, на совершенно чужой им земле, они воевали лучше своих врагов.
Они воевали лучше всех.
Им не было равных в войне, каждый из них стоил минимум двух десятков чужаков любого другого отряда.
Они знали, что не виноваты в поражении – в любой войне бывают неожиданные переломы, вызванные неравенством оружия и возможностей.
Страх перед ними объединил их старых врагов, удача повернулась к наемникам спиной, но они никого не ненавидели сейчас – ненависть забирает слишком много сил.
Слишком много.
Снаружи, между тем, наступила холодная сырая темень дождливой ночи самого конца лета этой планеты.
Постепенно почти все беглецы погрузились в сон.
Бодрствовал один.
Он уже считал лета на четвертом десятке, а это не шутка для живущего войной с самого детства.
То, что наемник столько прожил, прекрасно его рекомендовало – как профессионала в этой сфере деятельности.
Отряд не мог это не признать.
С некоторых пор боец служил им командиром и вожаком, многие даже относились к нему, как к старшему родичу.
На этой войне его имя звучало как Эгоист – многие амбициозные вояки пошли бы на что угодно, чтобы остаться под таким именем в памяти товарищей, помня про Того Самого, но сам Эго считал глупыми подобного рода амбиции.
Для него имело смысл лишь то, что имело вес – к примеру, ответственность за младших и необходимость сторожить их сон. Младшие безобразно расслабились на отдыхе, забыли об опасности, заслуживали трепки – но Эго слишком хорошо понимал происходящее, чтобы злиться всерьез.
Сопляки устали, думал.
Не соображают, что еще живы, а потому не охраняют свои жизни.
Начнут соображать, когда отоспятся – тогда и поговорим.
Ох поговорим..
Сам-то давным-давно научился бороться со сном - смазливый любимчик женщин и опытный вояка просто обязан был приручить эту полезную, но пагубную на войне и любви потребность.
К тому же сейчас он отвлекался от сна приведением в порядок личного оружия.
Любой из врагов передернулся бы от отвращения, рассматривая его снаряжение.
Он истово презирал все, кроме жесточайшей функциональности.
Эго брезговал блестящими побрякушками, заменявшими оружие врагам – в его понимании клинок предназначался для убийства и должен быть идеально приспособленным к убийству.
И все.
Из-за этого один взгляд на его ятаган из темной стали, лишенной блеска, чтобы блик не выдал бойца в темноте, с лезвием чудовищной остроты, с рукоятью, обмотанной тонким ремешком, вызывал у чужака оторопь.
Эго ухмылялся со сдержанной страстью, касаясь пальцами ухоженного клинка – меч был его слабостью, любой панцирь под удачным ударом разлетался, как ореховая скорлупа, а тело противника легко рассекалось пополам, наискосок от шеи до бедра.
Жаль, что здесь нечем убрать едва заметные зазубрины на лезвии – можно только отчистить его от чужой крови, пока есть время..
Оттирая пятна, похожие на ржавчину, Эгоист не думал о тех, кому принадлежала эта кровь.
Его мысли занимали те, до кого так и не удалось добраться, истинные враги, настоящие.
Настоящие враги не появляются на поле боя.
Они действуют совсем иначе, без риска для себя, наверняка.
Чужими руками – или, как давеча, посредством сверхъестественных сил.
В любом случае – вмешивая в честную войну грязные чары.
Жрецы.
Злой рык.
Дряхлые и молодые, властолюбцы и бессребреники - чего они добивались?
Откуда их эта всепоглощающая мощь, от которой просто нет спасения?
Почти нет.
Огромный, во всю спину, черный шрам-полумесяц приятно заныл.
Провел пальцем по лезвию клинка, еще раз удостоверившись в его смертельной остроте.
Конечно, порезался, но так надежнее, да и что это, так, царапина.
А вот недавно..
Черт, что это??
Плечи сдавило сверху, сгибая к земле, выбило дыхание, так что и не пискнуть, не предупредить ребят.
Правая рука вспыхнула огненными змеями, Тьма на ней зашипела, раскаленными иглами пронзая все тело, взывая к смертной судьбе черного сердца.
А сознание взорвалось, унося в..
Кап, кап, кап.
И снова – кап, кап, кап.
Тишина такая, что слышно, как потрескивает фитилёк свечи на противоположном конце громадного зала.
Никаких иных звуков.
Только падающие капли да потрескивание фитиля.
Внутри исполинской клепсидры, причудливо украшенной серебром, медленно срываются капли – зримое напоминание о том, что время не остановить и что его остается всё меньше и меньше.
Странно – капли падают за толстыми хрустальными стенами, а слышно чуть ли не во всем громадном зале.
Есть там, видать, какая-то хитрость..
Это важно, это очень важно, потому что Альтера с некоторых пор одолевают упорные мысли – клепсидру, исполинские водяные часы, надо остановить.
Не сломать, не уничтожить – а именно остановить, тихо и аккуратно.
Тогда он, по ошибке забредший в этот храм, или что это еще за хрень такая, получит чуть больше времени, пока те, кто здесь обитают, не вернутся.
Отчего-то ни на йоту не было сомнения, что клепсидра отсчитывает время, оставшееся до их возвращения.
Да, сломать бы её..
Впрочем, что за детские мысли?
Эти часы нужны исключительно как напоминание ему и таким как он.
Сами-то они ни в каких клепсидрах, конечно же, не нуждалась.
- Чертовы сущности.
Кап.
Кап.
Кап..
— Привет.
Холод.
Запах ладана..
И сводящий с ума взгляд глаз.
Вечных
Янтарных глаз..
Девушка.
Он сразу понял, что все вокруг стремительно меняется, а видение просто парализовало его, заставило замереть на месте. Несколько долгих секунд просто стоял и смотрел, как сумеречная хозяйка храма медленно парит над дорожкой у входа. Тонкая, гибкая, широкий черный плащ, матово-белое, лунно мерцающее в полутьме лицо, вокруг него вьются темные кудри.. Чем ближе она подходила, тем явственнее различаются черты лица, ее огромные глаза, горячие янтарные озера среди белых снегов, ее губы - темные на белом, в непонятной, лукавой, недоброй усмешке..
Когда ночная гостья подошла совсем близко, взял себя в руки.
Ему мучительно хотелось заговорить, но..
Ее пальчик игриво запечатал его уста.
О.. он целовал руку, изваянную из холодного лунного молока.
Ваши пальцы пахнут сумраком.
Ваша улыбка - темная надежда.
Ваши волосы - ночной ветер.
Голова кружилась и ноги подкашивались в наркотическом полубреду, в сладкой безумной неге.
Моя богиня.
Сам не понял, как она оказалась запрокинутым лицом к нему.
Только его пальцы сомкнулись на тонкой талии, ее губы влажно блеснули, ее глаза замерцали каким-то черным пурпуром, темными соблазном дождливым вечером..
Поцелуй продлился мучительно долго.
Ее губы обожгли сухим холодом, космическим холодом, и тягучий медленный ужас вызвал ненасытный голод открытых глаз.
И нечеловеческое вожделение не толкнуло на маниакальную выходку только потому, что навалилась непонятная слабость. Головокружение стало таким сильным, что он невольно прислонился к гладкой мраморной стене зала.
А она звонко засмеялась и вновь поцеловала его, только в плечо.
И поцелуй этот обвил правую руку обручальным кольцом черных змей.
— Мой навеки, милый..
И исчезла.
Пять минут..
Странная встреча.
— Ваше Преосвященство, один жив.
— Жииив? Да лааадно..
Противный.
Гадкий голос.
Вот бы сдавить это тонкое, уверен, горло.
Да так, чтобы захрустело.
Да так, чтобы в кашу.
Только вот сил совсем нет.. и змеи спят.
— Это невозможно.
Вцепиться.
Хоть в ногу.
Вырвать..
Но остается только лежать в этой липкой каше, пахнущей железом..
Что?
Что??
— Ваше Преосвященство, но..
Вот бы увидеть тебя.
Хоть раз.
А голос.. не забуду.
Выживу - из-под земли достану, гад.
Сука, ты у меня корчиться будешь.
За каждый вздох моих ребят, который мог бы быть, если бы не ты.
Преосвященство..
Рррррррррррр........
— Да какая разница. Что ж тогда, повезло букашке.
Поднял за волосы.
Презрительно плюнул.
Милый, дай расцелую!
Да-да, именно тебя.
Что вздрогнул?
Аа, понял, преосвященство, что глаза у меня открыты?
Что горят они кровью.
Твоей, будущей.
Хотя, что тебе до человечешки, да?
Умный и жить хочешь?
Убей.
Или..
— По.. по этапу. Это.. го..
Ага.
Что ж.
Ясно....
Дурак ты, преосвященство.

В мёртвых зрачках отразится луна,
Друг не очнётся от вечного сна,
Ненависть стынет в душах нетающим льдом.
Кровью оплачено право на жизнь -
Кровь между пальцев водою бежит,
Но нам не вернуться назад в разрушенный дом..
Запах был вокруг, да и очнулся он от запаха.
Раньше, чем открыл глаза, все это рухнуло на ноздри.
Цепи не были большой неприятностью, к тому же слабенькие какие-то, хиленькие - даже ошейник не причинял неудобств, сел как влитой, спасибо кому сказать?
А вот запах..
Дикая боль, большая беда, кромешный ужас, а не запах.
Старыми неопрятными ранами отовсюду несло, запекшейся кровью, выделениями усталых больных тел, теряющих силу, прокисшей пищей, мочой – причем мочой воинов разного возраста и ранга, неузнаваемой и недоброй химией, ржавым железом, пробитой электропроводкой – и отчего-то особенно сильно кошкой.
Кошка-то при чем, мутно подумал еще слегка оглушенный парень, с трудом выкарабкиваясь из какой-то тяжелой душной ваты.
Кошка тут совершенно ни к чему.
Это даже оскорбительно как-то, почти смешно – плен и вдруг кошка.
Глупо.
Захотелось убедиться в собственном обонянии, захотелось облизнуть нос, как зверю, и он облизнул.
Cухой язык царапнул мочку носа, сухую и горячую.
Совсем мне плохо, подумал.
Пить хочется.
Как пить хочется..
И открыл глаза.
Глаза резанул белый искусственный свет - над головой горела убойной мощи лампа без всякого подобия колпака или абажура.
Голова, которая и так тяжело ныла, разболелась сильнее.
Хотелось лежать, но Альтер сел и встряхнулся.
Тело гудело, как палками битое.. а вокруг была клетка.
Стальная ржавая решетка, цементный пол.
Голый цемент и ржавое железо.
Пять шагов вдоль, три – поперек.
Вольер.
Дверца, сваренная из кусков стальной арматуры, заперта на непонятный, но очевидно надежный огромный замок.
Пустая клетка.
В ней – только помятое ведро, пропахшее хлоркой, но даже через хлорку пронюхиваются следы многих, кто сидел в этой клетке задолго до.
Хотя, похоже, не все мочились в это ведро, многие нервно метили углы – просто от безысходности, надо полагать.
По запаху очевидно.
Ха.
Справа, за решеткой – глухая стена.
И сзади – стена.
Впереди – дико освещенный коридор.
А слева, решетка к решетке, еще один вольер.
И в том, в соседнем – миска с водой.
Полная миска воды, литра два.
Альтер опять облизнул свой несчастный нос.
— Суки.
Сплюнул красным и постарался старательно сосредоточился, все обдумать.
Но сознание не желало отвлекаться, вокруг был кошмар, сплошной кошмар, сплошная опасность – инстинкт подсказывал, что сейчас нужна физическая сила, мускулы и нервы, а не мозги.
Как-то резко дернулся к решетке, чтобы протянуть сквозь нее руку – но тут глаза заметили то, что и подсказывал нюх.
Рядом с миской спала кошка.
Бред – кошка.
Северная рысь.
Крупный, тяжелый пятнистый зверь свернулся на брошенном на цемент куске войлока пушистым клубком, дремал так вальяжно и спокойно, будто его шкуру и не покрывали рубцы разной величины и давности.
Альтер заметил на шее кота, выше ключицы, сгусток запекшейся крови, а на его плече отчетливо виднелась тщательно зализанная рана.
Рысь показалась меньше и легче него самого, но сложно предвиделось, как бы обернулись дела, если дошло бы до драки.
От нее припахивало доминантом, чужими смертями.
Стоило считаться.
Вздохнул и облизал губы - до носа почему-то на этот раз не достал.
Негромко окликнул:
— Эй, кошка!
Ухо с кисточкой дернулось, но и только.
— Эй! Кошка! Ты слышишь! – гаркнул в полный голос.
Из клубка высунулась лапа, потянулась и растопырилась, обнажив длинные желтоватые лезвия когтей, тут же ушедшие обратно в мех, как в ножны.
Потом раскрылись глаза, две янтарных пуговицы – и страшная клыкастая розовая пасть в длинном вкусном зевке.
Все показала.
Все оружие продемонстрировала.
Как мило..
Что с кошки возьмешь.
— Послушай, рысь, – спокойно, с нервным вздохом. – Я очень пить хочу. Очень. Не против?
Кошка выпрямилась и принялась тянуться.
Сперва спину, потом – передние лапы, потом – по одной – задние, и уже потом, когда потянулась как следует, поднялась, не торопясь, плавным, текучим движением.
Села.
Встретилась взглядом.
Оскалилась.
— Вот и славно, вот и хорошо.
Улыбнулся в ответ.
Медленно подошел к решетке.
— Ничего, кошка, мы им еще покажем. Правда ведь?
Зарычала.
О, нет, заурчала.
Просто сложно это, с непривычки.
— Конечно правда. Не знают еще с кем связались.
Протянул руку, коснулся морды, ушек-кисточек.
— Знаешь, я вот все думаю, кто ты? И вдруг понял.
Внимание.
Ожидание.
Интерес..
— Луна', конечно.
Пауза.
Лизнула ладонь.
— Вернее Лу'на, ты права..
- Два зверя всегда поймут друг друга, мальчик.
"Танец с леопардом", Бернард Шиллер, Рим.

Пройдет много лет, и я буду вспоминать эти времена.
Прекрасные, благословенные времена простых и жестоких битв.
Чистой войны и достойной смерти.
Мой идеальный Мир.
— Вперед, варвар!
— Порви их!
Бешеные крики.
Рев толпы.
Иступленное желание боя.
Божественная музыка.... обожаю.
Но гораздо громче оказался скрип и скрежет тяжелых ворот, захлопнувшихся позади.
Стало совсем тихо, если не считать отдельных выкриков с мест.
Публика замерла в ожидании..
Краем глаза я заметил, как завихрилась пыль в одном конце арены, прямо напротив меня.
В стене появился черный провал пещеры, и из темноты, царившей внутри, долетело фырканье, гортанные голоса, отдававшие какие-то приказания, и цоканье копыт по камню.
И вот, наконец, на арену выбралась косматая зверюга с изогнутыми, широко расставленными рогами, - дикий бык из тех, что встречал на равнинах Вирноса однажды.
Лапа жрецов.. внутри стало горячо, а мышцы налились безумной силой.
Гнева.
Бык выскочил на площадку, прыгая и беспорядочно бросаясь из стороны в сторону - за первым последовали еще и еще. Эти твари были похожи не на домашних коров, а скорее на бизонов.
Все - массивные, могучие самцы, числом не менее десятка.
Они стремительно вылетали наружу, потом умеряли свой бег и останавливались, сбитые с толку слепящим светом прожекторов и неожиданным шумом людского множества, - ибо зрители снова разразились криком и аплодисментами.
Подбросил в руках два топорика - огромные секиры, которые и поднять то иному непросто, куда уж бросать..
— И это все??!
Рассмеялся, мимоходом оценивая расстояние.
Далековато.
Ха.
Далековато?..
Свист разорванного воздуха - и два чудища взбили пыль, падая на колени с размозженными черепами.
Восемь.
Цепкий взгляд в взбесившееся стадо - сейчас от его внимательности зависела жизнь.
Заводит..
Ха.
Вот оно : вожак грозно запыхтел, глаза у него были в буквальном смысле налиты кровью, а вокруг ноздрей запеклась розовая пена.
Кто-то уже позаботился раздразнить и жестоко отделать животное, без сомнения, нарочно, затем, чтобы привести его в состояние кровожадной ярости.
Оставшиеся быки тоже двигались воинственным шагом, угрожающе мотая рогатыми головами.
Пока смотрел, вожак опустил морду к земле и принялся рыть песок передним копытом.
Мать Тьмы!
Люблю эту работу.
Обожжжаааю..........
Фыркнул, вытащив меч, и громко гаркнул, показав животному неприличный жест.
Тварь смысл, конечно, не поняла, но движение ее взбесило окончательно - и трибуны разразились новым взрывом восторга. Ибо вожак бизонов громко фыркнул, оросив арену каплями крови из ноздрей, и, тяжеловесно разгоняясь, устремился в атаку. Остальные застыли на месте, как я и рассчитывал.
Сейчас все решится.
Вскинул клинок и побежал на встречу - осталось немного, фигуры вышли на финишную прямую.
И вот именно сейчас.. откуда-то сбоку дневной свет прорезала стремительная черно-белая молния.
В следующий момент рысь словно приросла к бычьей спине, вцепившись длинными когтями в его косматую шкуру и безжалостно терзая клыками горбатый жирный загривок.
Бык забыл о своих первоначальных намерениях и заметался, тщетно пытаясь сбросить дьявольскую наездницу. Взвился песок.... поглотивший могучий прыжок воина.
Толпа на трибунах положительно сошла с ума.
Сквозь облако пыли мало что удалось рассмотреть, только дикий, предсмертный рев, слышимый даже несмотря на оголтелые вопли зрителей.
Все произошло сразу.
Песок осел, взывая к тишине, тут же побежденной криками.
Рядом с безжизненной тушой, залившей арену густой черной кровью из перерезанной глотки, лениво лежала дикая кошка, с ушками которой весело играл человек.
Вой.
Все резко встали, влекомые единым чувством восхищения - более 90% присутствующих были воины, пришедшие перенять чужой опыт и выступить самим - а потому для мнимого восторга не было места.
Было уважение.
Остальные животные, потеряв вожака, потеряли всякую инициативу и за неимением лучшего принялись бодаться с друг другом. Люди в бордово-черных одеждах, рабы-послушники-или как там, принялись загонять их обратно в вольер..
Когда по всему пространству пронесся звук мощных аплодисментов - единственно важных среди всего этого бушующего моря, сказал бы кто-то.
И властный, сильный голос.
— Прекрасно!
Что-то подсказало подняться, встретиться глазами с его обладателем.
Нет, встретиться было сложно - расстояние до высших лож было не маленьким, но..
Для истинного зрения глаза не так важны.
— О, счастливый победитель! Не каждый день происходят здесь, на Арене Рима, столь захватывающие представления. Вернее, происходили - сколько прошло лет с твоего здесь появления? Десять! Не всем удается одержать столь полную победу, да еще и..
Человек продолжал говорить, но дела до него мне никакого не было.
Кулаки сжались, оставляя меня один на один с его соседом.
В жреческой мантии.
— .. и я, Император, рад лично воздать тебе..
Что ж.
Вот мы и встретились.
— .. закономерным итогом..
Судьба.
Праматерь Хиль.
Спасибо.
— .. гражданство!
Серый обрел краски и звук, чуть не оглушив.
Мотнул головой, задумчиво почесывая подбородок.
— А. Круто. Выходи драться, император.
Тишина-тишиной, но тот шок скопления сотен тысяч людей будет вписан в историю.
Ты уж прости, я вижу - ты достойный воин.
И, конечно, сильнейший в Риме.
Но слишком много болтаешь.. и стоишь перед моей целью.
Мне не нужен твой венок, но так получилось, что мне необходима твоя смерть.
И ты уже не можешь отказаться.
Ты стоишь передо мной, самодовольно усмехаясь, скрестив руки на груди, поигрывая внушительными мускулами.
Вот снял броню, отбросил меч в сторону.
Я так же безоружен - хочешь борьбы, я не против, Душитель.
О да, ты известен.
И видят боги, я предпочел бы с тобой не связываться.
Если бы не одно "но" - и это "но" сейчас вверху, раздираемое любопытством и жаждой чужой крови, говорит своим мерзким писклявым голосом "нет, ну вы видели, неслыханно".
Гул и рокот, донесшийся позади и заставивший на миг обернутся - вдруг снова быки, помешали расслышать быстрые, по-кошачьи бесшумные шаги за спиной.
Я осознал неладное, только когда шею обхватила сзади тяжелая, скользкая от борцовского масла рука.
— Ах, ты пес!.. - Разорвав захват, наградил императора чувствительным ударом в плечо.
Почти не обратил внимания на удар.
Его рука метнулась вперед с быстротой прыгающей кобры.
Вцепившись в мои волосы, попытался заставить более высокого противника согнуться.
Щас, ага.
Нацелился Душителю в лицо кулаком, но удар не достиг цели: тот отдернул голову, и кулак лишь скользнул по литым мускулам шеи.
Однако не растерявшись, возвратным движением вогнал локоть в чувствительное место его руки, так что онемевшие пальцы противника разжались и выпустили мою гриву.
Смотрел на меня с прежней ухмылкой, выжидая, пока рассосется судорога в руке. Потом неожиданно нырнул вперед и попытался обхватить поперек тела.
Я стремительно отлетел назад, не даваясь ему в руки, и одновременно наказал серией мощных ударов в скулу, в ухо, в висок, по губам и по шее.
Его рассеченные губы начали кровоточить, но их все так же кривила ухмылка.
Он продолжал наступать.
Вмазал ему кулаком чуть повыше глаза. Ощущение было такое, словно он расшиб себе кисть о каменную статую.
Мои кулаки врезались ему то в челюсть, то в подбородок, то в ребра, но не могли даже стереть с физиономии мерзкой улыбочки, которая начинала бесить.
Император надвигался неотвратимо.. Я покрепче уперся ногами, намереваясь раздробить ему ударом жилистое горло.
И тут ощутил, как задрожал и подался под ногами гранит - платформа пришла в движение, что-то новенькое.
Ступня соскользнула с края и сорвалась, ударился коленом, так что перед глазами брызнули звезды.
Качнулся назад и тотчас ощутил, как охватывают его торс мускулистые руки.
Выругался.
Но сразу замолк, почувствовав, как крепнет удушающая хватка, воистину достойная питона.
Противник сжимал не столько мою грудь, сколько живот, стремясь выдавить весь воздух из легких.
Он придавил меня к земле всем весом своей туши и уперся в горло коленом.
Я стал задыхаться.
В легких кончался воздух, и не было почти никакой возможности заново их наполнить.
Перед глазами все поплыло..
В груди невыносимо жгло.
Еще раз попытался судорожно вздохнуть, но на сей раз не смог сделать, ни единого глотка воздуха.
А чудовищная хватка все сжималась, постепенно превращая день в ночь, гася над головой солнце..
И в это время твердые камни подо мною сотряслись - и провалились в пустоту.
Я ударился обо что-то головой.
Потом полетел по воздуху вниз.
Император разжал руки...
Еще мгновение - и на некоторое время с головой погрузился в поток сыпавшегося песка от поднявшихся платформ, отчаянным усилием вырвался на поверхность и покатился..
..потом лавина остановилась, только где-то еще продолжали пересыпаться мелкие крошки.
Я высвободил засыпанные руки и ноги и пополз на четвереньках, сам не очень понимая куда.
Где-то поблизости послышался вздох..
Вернее, трудный, стонущий выдох.
Повернулся в ту сторону и увидел императора.
Тот лежал лицом вверх, безнадежно придавленный одной из платформ.
Ему в грудь упирался здоровенный гранитный блок, припертый другими неподъемными глыбами.
Лицо Душителя было покрыто пылью и кровью, глаза и рот широко раскрыты.
Я смотрел на него совершенно бесстрастно.
Он решил помочь себе хитростью - и погиб от нее же.
Что задумали эти боги?..
Обернулся, вглядываясь вверх арены.
— Ну что, как насчет клятвы?..
~
..
~
— К-клянетесь ли Вы, п-положа руку на свод законов Рэтэвэ, что будете с-служить Империи Рима верой и правдой. Чтить желания своих г-граждан и делать все, для их процветания, свободы и..
Мм..
Как же я этого ждал, ты просто не представляешь.
Нет, серьезно не представляешь.
Хотя ты почти спокоен - действительно, чего опасаться?
Кругом полная арена свидетелей - а Император не может и пальцем тронуть Жреца.
Потому ты и расслаблен.
Потому и спят мои змеи - в тебе нет магической опасности.
Хоть бы приготовился на всякий случай, тьфу, а не человек.
Знаешь ведь, что прошлое римского Императора не имеет никакого значения - таков уж обычай.
А когда именно становятся Императором?
После нанесения знака отличия и клятвы.
— .. с-спокойствия?
Хм.
Дай подумать.. ах.
Да ладно, не думал что свернуть тебе шею будет так легко.
Беру меч императора, уже по праву мой, хотя мне бы лучше подошел мой черный ятаган.. мечты-мечты, что есть, то есть.
Не будем привередничать.
Мягко, нежно отрубаем твою голову.
Вот мне совсем даже не мерзко - приятно как-то, знаешь ли.
Эх.
— Спокойствия?
Я поднимаю его голову за спутанные, грязные от смешавшегося с кровью песка волосы.
Показываю всем.
— О нет, нам не нужно спокойствие. Мы презираем его!
Вой толпы.
Крик моих воинов.
Поднятые клинки.
И черный полумесяц во всю спину - официально приобретший статус Метки.
— Мы утопим в крови всех наших врагов! Защитим жен и дочерей!
— Покажем этой тухлой вселенной нашу истинную силу!
— Мощь Рима!
— И Единой Римской Империи!
— Клянусь!!!!!
Железо ломало медь -
Ветра сносили крышу.
Немые пытались петь,
Слепцы кричали "вижу!"
И строем, как на парад,
Мы шли круша барьеры!
И вел нас простой солдат-
Апостол новой Веры..
Жаль, что убили одного из Семи.
Нужно будет написать сочувствующее письмо на Фильс и пообещать, что как Император Рима, Альтер Эго, я сделаю все, чтобы этого наглеца поймали и казнили с особой жестокостью.
Непременно.
И выбил искры из серых камней..
..меч Императора.

Не спи, королевна, не спи - мятеж во дворце,
Предательства крепкие цепи сомкнулись вокруг.
Я вижу, как страх возникает на бледном лице,
И зова не слышит надёжный и преданный друг..
Ожившим кошмаром твоим я у цели стою,
Я меч, занесённый над Миром самою Судьбой.
Не смей оглянуться, не смей - ты стоишь на краю..
Я спас тебе жизнь, но я скоро прийду за тобой.
Он знал, что теперь может сделать с ней все, что пожелает.
О да, именно все, что захочет.
Она будет подчиняться любому его приказу.
Но..
Мягкая улыбка.
Как же она ошибается..
Как ошибаются они все.

Этой ночью они занимались любовью в полной тишине.
В мягкой, жаркой тишине полуночи, когда разум отходит ко сну и только сердце продолжает биться.
Так отчетливо.
Так.. ритмично.
Он целовал ее, изучал нежными опытными руками, сначала сквозь одежду, затем под ней.
Осторожно гладил ее теплое шелковистое тело, исследовал ее маленькие твердые груди, трогал большим пальцем ложбинку между ними.. еще более его возбуждали ее ямочки на пояснице.
Она сдерживала его. Она его не ласкала. От нее не исходило ни звука, за исключением учащенного дыхания. Но он чувствовал, что она разделяет его желание. Он знал, что и в этом она находит прекрасное.
— Nai'a..
Она открывалась для него, разогретая его поцелуями, прижималась всем телом, поддаваясь собственным инстинктам. Выражая ему свою нежность, она повторяла его имя.
Он опрокинул ее навзничь, чувствуя дрожь.
Она была такой маленькой, хрупкой и невинной.
Барьер казался непреодолимым, и он чувствовал, что причиняет ей боль.
Наконец ему удалось войти в нее и проникнуть в самую глубь.
Он ощущал ее влажное тепло и невольное сжатие мышц.
— Я всегда знала, – прошептала она ему на ухо, – что это будет самым прекрасным моментом в моей жизни.
Именно это и именно с тобой. Но я никак не ожидала, что это произойдет.
Ах, Императрица, я тоже не ожидал.
Он уже больше не мог думать только о том, чтобы не причинить ей боль.
Его страсть, его желание, словно барабанная дробь, бились в его крови, отдаваясь болью внизу живота, и искали выхода. Он с силой вошел в нее и услышал, как она удивленно вскрикнула.
Она полностью расслабилась, но не была пассивной. Он чувствовал, что все происходящее доставляет ей огромное удовольствие. Он нашел губами ее губы, и они были открыты для поцелуя.
Он услышал, как она прошептала его имя..

Молодой парень прижался к полу всем телом, будто какая-то чародейская сила могла позволить ему пройти сквозь мрамор и исчезнуть.
Светлые волосы, густые, блестящие, спадающие волной ниже плеч, растрепались и спутались.
Зеленый бархат с золотым шитьем от крови и пыли совсем потерял цвет.
Голос у него был звонкий и.. не возмущенный, нет, но словно этот последний из десяти, пришедших в эту спальню с кинжалами, хотел ему что-то доказать.
Объяснить.
Открыть правду.
Ох уж эта молодежь..
— Вы не понимаете.. она.. нет, это..
Я дал ему подзатыльник.
Там, за стенкой, спала Императрица Астрала.
И мне не хотелось ее будить из-за такой мелочи.
— Это не наша Императрица, - хотел он чуть ли не крикнуть, но получил по зубам и заткнулся.
Вздох.
Выжидательная пауза.
Что мол, еще скажите?
— Разве вы не видите, она не челове.. - вспомнил про зубы и продолжил потише. - ..к. Не знаю что, но не человек.. у нас точная информация..
Я зевнул.
Ну да, что-то такое чувствовалось, ну и?
Проблема века, млин.
— В общем, мальчик, видишь эти трупы?
Сложно было не увидеть.
Ну вернее не увидеть не трупы, а эти руки-ноги-что там еще.
Правда кровью все заляпал..
Если бы не это..
Ну право, не буду же я ей оставлять такой "подарок".
Тот сглотнул.
Кивнул.
Напрягся, понимая, что сейчас решается его судьба.
— Убрать, почистить и все такое. И чтобы не одна мышь не пискнула, понятно выражаюсь? Вот и славно. Считай, это своей жизненно-важной миссией. В прямом смысле слова, мда.
Хмыкнул, потрепал по голове.
— А вообще вот этот бред кто придумал? "Не она" и все такое?
Хотел было открыть рот, но.. и почему это у меня руки чешутся?
Нет, явно, этих придворных шавок хватило только на размяться.
В самом деле, это невоспитанно, так херово драться.
И чего их в этих дворцах учат..
Показал рукой на особо жирное, я бы сказал, тело какого-то то ли советника, то ли еще какую-то кулуарную личность.
— Ага. Больше значит никто не знает.. только ваша шайка.
Не хотелось продолжать эти разговоры, но блин, что делать?
А то поди еще попробует повторить даже "в счет своей жизни".
— Ладно, ты пока тут уберись, а я погуляю. Через пару часов вернусь, проверю. И..
Придвинулся к нему близко, заставляя смотреть в глаза.
— Не надейся на быструю смерть если что. Вечность Б-У-К-В-А-Л-Ь-Н-О у меня подыхать будешь, понял?
Конечно понял.
Но.. эх, разговаривать и что-то там втолмачивать о "то что дышит, то живо, и какая тебе на хрен разница, человек это или суслик?" мне было и лень и не по талантам-способностям.
А потому когда ты тут уберешься и я вернусь с ночной прогулки по Астралу.. придется мне тебя устранить, мальчик.
Все же я воин, а не оратор.
И да..
— Не знаешь, случаем, где здесь можно достать самые красивые цветы? Вот прям самые-самые?
Кто знает.
Нравится мне эта девочка.
Может быть, когда-нибудь.......

«В своих мыслях, так же как и в своих действиях, он руководствовался не знанием, а эмоциями»
«Им всё ставилось на службу одной цели создания Единой Империи под властью Рима»

Я - пешка.
Я простой воин, я должен идти вперед, потому что у меня нет выбора - я должен стремится к неуловимой грани, к награде, что ждет меня на последней клетке.
Даже если эта награда - просто жизнь.
Лишь жизнь.
Целая жизнь..
Я - рыцарь.
Я одет в сияющие доспехи, но они грязны после лиг, пройденными мною пешком по пыльной дороге.
Я знаю, что есть невиновные.
Знаю я и о виноватых.
Но я чту собственный кодекс, ведь он был открыт мне Небом.
Или бездной.
Я не помню, но ведь нет и разницы - они говорят одно и то же.
В чем же отличие?
Его нет.
Я - офицер.
Мои солдаты доверили мне свое настоящее.
Я веду их к будущему, а прошлое - не моя забота.
Я должен хранить их, ведь они - мои фигуры в этой игре.
Хороший солдат - мой солдат.
Я делаю все, чтобы сделать его лучшим.
And he is.
Более того, он думает только о моих приказах и этой войне - дети и родители его обеспечены, а жены верны.
Он яростно дерется, ведь ему за что.
Он не щадит себя, ведь я воскрешу его даже из пепла - и снова поставлю в строй.
Своего войска.
Я - ферзь.
В черно-белые игры фигурки играли..
Королева, всех пешек должна уничтожить -
И тех, кто мешает на диагонали,
И всех остальных, постепенно тоже.
Я - король.
Он здесь Король..
И на все его воля.
Есть один только шаг...
Но какой угодно.
Какой угодно............

Открытый огонь.
~~Огненный цветок, Маугли..~~

- Виртуозное махание, метание, прокалывание, разрубание, парирование, и другое использование всевозможных железяк(-ами) и не только, а в том числе рукопашный бой, вкупе с ловлей стрел руками. Выносливость, ловкость и т.п. - см. пункт Сила.
- Тактика и стратегия боя на интуитивном уровне.
- Прирожденный лидер и полководец. Любим простыми воинами.
- Сносное ~~(относительно)~~ письмо на римском, знание устных языков Астрала и Рима. Рисунок, а отсюда и составление различных карт.
- К богам относится презрительно, вернее понимает, что если они и есть - максимум на что способны, так позабавиться с жалкими людишками. К жрецам - враждебно.
- Порою позволяет себе быть подверженным желаниям, считая это естественным проявлением своей Сущности. Порою? Да всегда..
- Справедлив, объективен. При этом ему присущ свой кодекс чести, от которого он никогда не отступает, и своеобразное обаяние, грубое, но действенное чувство юмора. Прославляет собой грубую первобытную силу и живучесть, особенно заметную на фоне "цивилизованных" людей. Не амбициозен, не подвержен тщеславию.
- Гиперактивен, в том числе и сексуально. Привлекателен для женщин, не знает отказа, впрочем ночь с ним - без преуменьшения подарок Судьбы, если не сойдете с ума от наслаждения. Некоторые склоняются к весьма смутному и неясному определению "животный магнетизм".
- Являясь в сущности диким зверем, находит понимание с животными, более того, считает их намного честнее и достойнее некоторых людей. Мы с тобой одной крови, ага.

ЛС, 345-717-441, в Skype - ariver2006. В асе сижу в инвизе в основном, так что пишите - если есть, отвечу. хотя лучше конечно ЛС. а оттуда уже можно договориться о разговоре в асе ) чтоб уж наверняка. писать мне на мэил - дело обреченное) там не бываю вообще)) если мы вдруг с вами подружимся - дам ссылку в контакт. там бываю редко, но тем не менее ^ ^